ВОЗРАЩЕНИЕ
Деревня Якушиха лежит в глубине леса, на слиянии речек Шачи и Нодоги. Большой, по-старинному рубленный дом Грибковых стоит на краю деревни, у самой Нодоги – банька и сарай. Алексей любит спать там, забравшись на сеновал. Ему нравиться просыпаться от петухов, вздрагивать всякий раз, когда внизу раздается неясная возня, потом отчаянный хлопот крыльев, словно кто- то, не жалея ладоней, аплодирует далекому певцу, а затем неудержимый возглас восторга: ку-ка-ре-ку!.. Слушать этот самый ранний на земле концерт.
Приходилось просыпаться и от страстного чуфыканья тетеревов в лесу. Тогда, опоясавшись патронташем, схватив ружье, налегке бежать на ток, оставляя на траве росный след. Именно в эти часы охотничьих походов в его голове сложилась твердая мысль: чтобы не делал, все будет связано с природой.
Охоту в семье Грибковых любили все. Наверное, это увлечение пошло от отца. Правда, Алексей его никогда не видел. Сразу после объявления войны, он ушел на фронт. Прощаясь, сказал матери: «Береги дите. Если что случится – это память обо мне…». Семья получила от него всего два письма, третьей была похоронка. Алексею исполнилось тогда два с половиной месяца.
Все это он знает по рассказам матери и старших братьев, которые после окончания школы разъехались в разные города, устроившись там на работу. Опустевший дом Грибковых затих и будто стал ниже, словно осел в землю.
Алексей часами сидел за книгами в тихой комнате и скорее не читал, а жадно следил, как живут, действуют их герои. Мать возвращалась с работы поздно. Целые дни он был предоставлен сам себе. Тишина, одиночество, книги сосредоточили его внимание на собственных переживаниях, сделали мечтателем. Он мечтал о своих будущих странствиях, таежных путешествиях, опасных встречах. Конечно, главное место отводилось природе, лесу, куда он будет уезжать на целые недели, где будет охотиться: белковать, соболевать, золотошничать, как описывалось в охотничьих рассказах.
В такие минуты Якушиха, Шача наводили на Алексея тоскливое чувство. Хотелось бросить все и уехать. Он пересчитывал оставшиеся до окончания школы месяцы, годы, усиленно налегал на учебу, решив поступать в лесной институт. На семейном совете его решение было одобрено.
Прошло четыре года учебы. Алексейи не заметил, как они пролетели. Каждый день лекции, семинары, экзамены, практика, интересная городская жизнь. За это время, увлеченный занятиями, ни разу не побывал дома. В этом году, получив письмо от матери, он вдруг почувствовал, как его вновь потянуло в Якушиху. Все чаше вспоминались ее старенькие дома, сеновал, зеленая прохлада лесных просторов, охота. Алексей с нетерпением ждал каникул.
Якушиха встретила его понурыми домишками. Пройдя по пустынной, ухабистой дорогое вдоль деревни, он насчитал три заброшенные избы с перекосившимися окнами, печально взирающими глазницами на буйные заросли крапивы, заросшие лебедой дворы. Черной дырой зияло пепелище лавки магазина. Алексей подошел к заброшенному двору деда Антипа, который в детстве делал ему миниатюрные свистульки. Тишина и запустенье. Вдруг прямо под ноги выполз из крапивы доверчивый еж. Алексей грустно улыбнулся: видимо, и ежик обрадовался живому человеку…
Удивительно все-таки устроена наша жизнь, размышлял Алексей. Как тщательно мы стремимся сохранить и отреставрировать памятники прошлого, с какой трогательной заботой заносим в Красную книгу исчезающих животных и растений, и равнодушно наблюдаем, как вымирают деревни, тысячелетний, многомиллионный крестьянский быт. Понятно, что надо выправлять это ненормальное положение, но как, какие меры способны возродить село. Следовало бы собраться всем миром, подумать над решением этой задачи. Ему захотелось нашуметь, закричать: «Эй! Отзовитесь кто-нибудь!». Нет ответа. А ведь это не дальние края, а европейская часть России в пятистах километров от Москвы.
Дома долго не мог успокоится. Ходил из комнаты в комнату. То трогал любимую скульптуру охотничьей собаки, застывшей в красивой стойке, то кровать, на которой спал в детстве, то этажерку с книгами. Все то же, все такое же. Там, откуда он приехал, кипит жизнь, сияют неоновые рекламы, снуют машины, спешат люди, а здесь, время будто остановилось.
- Ку-ку, ку-ку…- слышится милое приветствие из передней комнаты.
Любимые часы! Как ждал он в детстве этого призывного, таинственного кукования, особенно в 12 часов, когда кукушка, открывая свою маленькую дверцу, куковала всех дольше. Все казалось волшебным, жило загадочным миром сказок, где совершали подвиги Иван Царевич, Василиса Прекрасная, борясь с коварным Кощеем Бессмертным, Бабой Ягой. Позднее, когда повзрослев, полюбил природу и охоту, кукушка напоминала зимними вечерами весенний лес с медвяным ароматом черемухи, вальдшнепиной тягой.
Алексей взял пятый том «Охотничьих просторов», полюбовался красивым переплетом с волнующей картиной весенней тяги. Открыл знакомую страницу и в который раз с наслаждением перечитал: «Ах эта тяга, эти зеленеющие березы и еще неодетые дубы, эта чистота и прохлада заката, это таинственное и мелодичное хорканье легкой золотой птицы…».
Проснулся от бесцеремонного шума где-то совсем рядом. Спросонок не мог сообразить, что произошло? Потом пронеслась счастливая мысль: я дома, на сеновале, петух, и невольная улыбка тронула его губы. Посмотрел на часы. Чудеса! В общежитии никогда не просыпался так рано. Неудержимо захотелось на улицу, на встречу с лесом, росным воздухом, утренней ранью.
Алексей вышел и застыл в восторге. В лицо так прохладно плеснуло свежестью, что на душе стало легко-легко. Хорошо пахнет по утрам русская земля! Потихоньку, чтобы не разбудить мать, прошел в дом, снял с лосинных рогов ружье и, замирая от радостного возбуждения, быстро пошел к реке. Вот и любимаякамышинная гривка, не очень густая, но надежно маскирующая. Отсюда просматривалась вся гладь реки, обеспечивая хороший обстрел, а отсутствие вокруг зарослей облегчало поиск убитых птиц.
Потекли мучительные минуты ожидания. Алексей до рези в глазах всматривался в небо, провожая каждую возникшую на горизонте точку, напрягал слух, но кроме пения птиц в прибрежном леску, ничего не слышал. Было довольно прохладно. Утренний холодок свободно проникал сквозь легкую одежду, но Алексей его не замечал. Азарт предстоящей охоты полностью овладел им: вот сейчас появятся, налетят утки…
Прошло более часа. Из-за кромки леса показалось солнце, заставив Алексея зажмуриться. А перелета все не было. В голове вертелась мысль: хоть бы одну утку увидеть,полюбоваться ее красивым полетом.
Прошел еще час. Яркое, солнечное утро встало над землей. Стало ясно – перелета уже не будет. Раздосадованный неудачной зорькой, Алексей вернулся домой, теряясь в догадках, что же случилось? Мать уже встала, успев напечь блинов. Услышав рассказ о неудачной охоте и его недоумении, сказала:
- Безобразия, сынок, сейчас много, особенное во время сплава… На реке инда война… Какая тут дичь… Ты ешь,- подложила очередной блин,- остынет яичница…
Слова матери насторожили Алексея. Начал спрашивать подробней, но она ничего толком не разъяснила. Посоветовала поговорить с лесником.
- Он все дни, как белка в колесе вертится, по лесу бегает. Да разве уследишь один-то…
Лесника дома не оказалось.
- Ушел чуть свет,-ответила жена.- Должно к обеду вернется…
Алексею не терпелось. Взяв ружье, пошел в лес. Места были знакомые и он надеялся встретить лесника. Узкая, как девичий поясок, тропинка вела его по зеленому коридору вдоль реки. В воздухе стояла такая свежесть, такая зеленая прелесть леса, что он, вдыхая аромат, невольно подумал, сколько пропустил таких встреч с природой. Шагалось так легко, что ему казалось будто он ничего не весит. Впереди только лес и тропинка. Прекрасно было это ощущение свободы от лекций, экзаменов, городской суеты. Но самое трогательное было то, что все вокруг было знакомым, родным, милым. Каждый куст, каждая елочка, мимо которых он проходил, напоминали о временах детства, юности. Было такое ощущение, будто только вчера, школьником шел он по этой дороге, будто не было четырех лет разлуки. Та же чарующая тишина леса, тот же простой и знакомый запах земли, цветов. Во всем, во всем – особенно в запахе цветов, лесных просторов – Алексей чувствовал часть собственной души, жизни.
В эти минуты слияния с природой он ясно и отчетливо понял, что ничего и никогда так глубоко не любил, как родные места: Якушиху, Шачу, Нодогу, лес. И, может, так и надо было – уехать, чтобы на чужбине родина предстала перед ним во всей своей пленительной прелести. И, наверное, потому сейчас так ярко встают в памяти первая охота, встречи с природой, юность. Потому так отрадно, тепло горит в жилах кровь, так порывисто и сладко бьется в груди сердце, а со дна души встают все радости, светлые побуждения.
- Никуда я не уеду. Окончу институт и буду здесь работать,- с какой-то внутренней убежденностью сказал сам себе Алексей.
Лесника он в тот день так и не нашел, но это его уже мало волновало. Алексей чувствовал, в жизни его произошел какой-товажный, внутренний поворот. Как будто он родился во второй раз и это новое рождение сделало его нужным не только себе, а людям, родным местам.
Мы идем с Алексеем на охоту и говорим, говорим. Не виделись пять лет. Он женился, сынишке идет третий год. В большом, старинном доме Грибковых снова стало шумно, весело, оживленно. Даже мать, видя, как складно живет сын, начала улыбаться, а внучонка просто избаловала.
Мы говорим об охоте, браконьерах, Нодоге, природе и отношении к ней человека. Если бы записать наш разговор, вышел бы, вероятно, длинный, причудливый рассказ, в котором нить повествования менялась в зависимости от того, какая мысль созрела у первого собеседника, пока второй развивал свою.
- Вот говорят: любовь к природе, ее обитателям,- рассуждает Алексей,- но как-то это звучит слишком общо, не вяжется с действительностью.
- Что ты имеешь в виду?
- Посмотри – мы наступаем на природу во всеоружии современной техники. Не подумай, что я призываю к дедовским методам рубки леса или ловли рыбы. Но каково природе тягаться с дивизиями тракторов, кусторезов, корчевателей, со всей растущей вооруженностью многочисленных добытчиков, среди которых не мало обидчиков? Ведь она-то восстанавливается старозаветными способами, чисто биологическими. Разве это любовь?
- Мне кажется, ты несколько преувеличиваешь. Рубки леса, лов рыбы, отстрел дичи – все планируется. Есть законы об охране природы.
- Согласен. Тогда объясни, почему до сих пор опустошаются леса, нерестилища, допускается переруб, перепромысел и еще много всяких пере… Почему?
- Трудно это объяснить. Наверное, из-за бесхозяйственности, перегибов на местах…
- Не правильно. Тебе приходилось разговаривать с лесорубами, охотниками, которые допускают эти самые пере?- Алексей повернулся ко мне.- Знаешь, что они отвечают: такие спущены планы, и это верно. К ним не придерешься.
- Что ты хочешь сказать?
- То, что существующие законы о природе позволяют опустошать ее. Простой пример: похитили инструмент, кусок ткани – похититель наказывается, стоимость взыскивается. Но погублена рыба, спален лес – никто, ни за что не отвечает. Привыкли смотреть на природу как на божий дар, который не иссякнет. Будь моя воля, установил бы ответственность даже за нарушение красоты природы.
Я невольно улыбнулся.
- Не смейся… Мне часто хочется кричать от боли, когда сталкиваешься с людьми, не понимающими этого. Представь себе нодогские места без заповедного Мавринскогобора.- Алексей выжидающе посмотрел на меня.- А ведь его хотят вырубить: лес там строевой, отборный, к тому же у самой реки – сплав дешевый. Плевать на красоту…
Не знаю, до чего бы мы так договорились, если бы дорога не уперлась в реку. Началась болотина. Перебравшись через нее, Алексей показ мне уютно оборудованную сидку. Не раз и не два, очевидно, бывал он здесь на охотничьей зорьке.
- Становить тут, место пристреленное…
- Уж не та ли протока?- полюбопытствовал я.
- Она самая… Однако пора. Я встану на другой стороне. Удачи!
Вечерело. Перелет еще не начинался, но на душе у меня было спокойно. Рядом стоял Алексей Грибков – умный, рачительный хозяин природы.
мы в социальных сетях